Утром следующего дня Гарри немного опоздал и явился предпоследним: в отделе не хватало только Лестрейнджа. Впрочем, Гарри подозревал, что тот уже давно пришёл и просто вышел — возможно потому что в кабинете было шумно.
— …я, честно, тогда думала, что целую неделю есть не буду! — пылко говорила Гор, отставив в сторону чашку с кофе. На маленькой тарелке на её столе виднелся недоеденный черничный маффин. — И была уверена, что больше это не увижу, знакомства же закончились — а вчера прихожу, а там опять!
— Что там опять и где? — весело спросил Гарри, здороваясь со всеми.
— Корм-ле-ни-е! — отчеканила по слогам Гор и сморщилась. — Ну с Патронусом… привет, Дольф, — бросила она вошедшему Лестрейнджу и продолжила: — Оказывается, он ими кормит — брр, меня от одного термина переворачивает! — их не просто после представления им кого-нибудь, а вообще! Периодически. У меня перед глазами стоят эти фигуры — и как они рвут эту птицу… фу, — она опять скривилась.
— Прости, что? — спросил только вошедший Лестрейндж. — Я случайно услышал что-то странное — ты не повторишь? А то я не смогу работать от любопытства, — он очень убедительно кивнул.
— Мы обсуждали это мерзкое кормление, — сказала Гор. — Я вчера дежурила в лагере дементоров.
— Кормление? — переспросил Лестрейндж.
— А ты не видел, как он их кормит? — переспросила она, передёрнувшись.
Сэвидж сплюнул.
— Кто «он» и кого «их»? — уточнил Лестрейндж.
— Мальсибер дементоров, — Гор состроила гримасу.
— Нет, — Лестрейндж нахмурился. — На самом деле, я об этом не задумывался, — произнёс он медленно. — А ведь они и впрямь должны… питаться. Так как?
— Патронусом, — Гор снова передёрнулась. — Он скармливает им своего Патронуса. Я когда увидела, меня чуть не стошнило. Фу. И вот вчера опять.
— Скармливает Патронуса? — негромко переспросил Лестрейндж — и замолчал. Он неторопливо дошёл до своего стола, сел и замер там с очень странным лицом — как будто обдумывал нечто очень сложное и неприятное.
— Хотела бы я знать, кто это придумал, — продолжала, меж тем, Гор.
— Сам и придумал, — сказал Сэвидж. — Кому ещё такое в голову вообще может прийти? Кто, мать его, может такое сделать со своим Патронусом?
— С собой, — сказал вдруг Лестрейндж. Громко. И добавил: — Мне это не нравится.
— Потому что ты с ним одной крови и жалеешь, — съязвил Сэвидж. — Что «с собой»?
— Да нет, — не подхватил шутку Лестрейндж. — Нет, я просто думаю, чем это закончится. Кого мы вырастим в итоге. То, что он делает не со своим Патронусом, а с собой, — ответил он на заданный вопрос.
— В смысле? — теперь Сэвидж уже нахмурился.
— Я, разумеется, не знаю, что происходит с человеком, когда его Патронус… поедают, — неторопливо заговорил Лестрейндж. — Возможно, моё предположение неверно. Но если предположить, что вложенное в него воспоминание уничтожается, или, по крайней мере, гаснет и становится непригодным для создания Патронуса, то есть теряет свою эмоциональную силу для владельца, оставаясь просто формальной картинкой, то мы с вами растим монстра, — он обвёл их внимательным взглядом. — Фактически, мы забираем у Мальсибера то лучшее, что есть в нём. Убираем свет — и оставляем тьму. И силу, потому что к силе всё это не имеет отношения. Мне кажется, что это неразумно. Не потому что я его жалею — а потому что мы фактически растим холодного, недоброго и тёмного волшебника. Жестокого, возможно. Я не уверен, что это верная стратегия.
В кабинете воцарилась тишина, в которой голос Праудфута прозвучал оглушающе громко:
— Объясни.
— Я не философ, — ответил Лестрейндж. — И плохо разбираюсь в человеческой душе. Но человеческую натуру знаю — и считаю, что во всех нас есть и свет, и тьма. Если Патронус, погибая, забирает свет, из которого его соткали, с собой, на освободившееся место придёт тьма. Которой у Мальсибера и так в избытке. Я вообще-то удивлён, что он всё ещё может сотворить Патронуса.
— Ну, Амбридж могла, — напомнил Праудфут.
— А мои братья нет, — возразил Лестрейндж. И уточнил в ответ на удивлённые взгляды: — Во всяком случае, после их возвращения из Азкабана не могли. В юности — конечно… И невестка не могла — и её это бесило. Малфой мог, что характерно, — он чуть дёрнул углом рта. — Но я был уверен, что никто из сбежавших этого не может — и тем более Мальсибер. После его дементоров и Каплана. Я очень удивлён.
Повисла пауза.
— И что ты предлагаешь? — спросил наконец Сэвидж.
— Поговорить с ним, — ответил Лестрейндж. — Для начала. А потом подумаем, что можно сделать. Я схожу, — он встал и вопросительно их оглядел. — Кто-нибудь со мной?
— Я! — вскинулся Гарри, и Лестрейндж кивнул.
Других желающих не нашлось. Сэвидж выглядел ужасно хмурым, и лишь махнул рукой и буркнул:
— Идите. Без вас справимся.
…На болотах моросило, и небо было затянуто тем мерзким ровным светло-серым покрывалом облаков, от одного вида которого хочется нахохлиться и налить себе горячего и сладкого чая. И хорошо бы ещё при этом разжечь камин и плеснуть в этот чай чего-нибудь того же цвета, но иной крепости.
Внутри палатки было тихо. За дальним столом невыразимцев сидела только одна женщина, кажется, снимавшая показания с того странного прибора из трубочек, а больше никого видно не было — даже фейри попрятались. Лестрейндж с Гарри свернули налево, к крайней двери, и постучали.
— Заходите! — тут же раздалось оттуда.
Мальсибер полулежал на кровати, завернувшись в плед и высоко подняв подушки, и держал на руках большого чёрного кота, который урчал так громко, что его было слышно от двери. Камина здесь, конечно, не было, но зато на комоде перед кроватью горели пять свечей — несмотря на то, что было всего три часа дня.
— Чем могу помочь? — спросил Мальсибер вполне любезно — впрочем, не улыбаясь и вообще не шевелясь.
— Мы на минуту, — сказал Лестрейндж, опуская капюшон своего плаща. — Просто поговорить. Позволишь?
— Разумеется, — Мальсибер чуть заметно усмехнулся и добавил вполне вежливо: — Прошу, располагайтесь. Стулья там, — он взглядом указал на зал, откуда они пришли.
Лестрейндж прилевитировал им с Гарри стулья и, поставив их возле комода, первым сел, сняв влажный плащ и высушив его, и только потом повесив на спинку. Гарри последовал его примеру и опустился рядом, чувствуя спиной лёгкий холодок от окна.
— Итак? — спросил Мальсибер.
— Хочу задать тебе вопрос, — сказал Лестрейндж. — Ты часто кормишь их Патронусом? Дементоров?
— Теперь — два раза в неделю, — ответил Мальсибер. — Прежде добавлялось каждое знакомство, но теперь они закончились, по счастью.
— Два раза в неделю? — переспросил Лестрейндж.
Гарри молчал, ощущая, как похолодели и взмокли у него ладони.
Два раза в неделю.
Плюс… сколько этих знакомств было? Тридцать? Сколько раз вообще Мальсибер это уже проделал?
— На самом деле, раз в три дня. И хорошо, что ты заговорил об этом, — вполне деловым тоном проговорил Мальсибер. — Очень скоро я потеряю способность делать это, — буднично сообщил он. — И тогда вам придётся эту проблему решать. Как-то.
Он умолк, спокойно на них глядя, и в его чёрных глазах Гарри почудилось нечто вроде отстранённого любопытства: так смотрели на них в школе учителя, когда они тренировались делать что-то. Кот на руках Мальсибера громко урчал и мял лапами его грудь, и казался куда более живым, чем тот, кто его держал.
— Что ты имеешь в виду, говоря, что потеряешь способность делать это? — уточнил Лестрейндж.
— Сотворять Патронуса, — сказал Мальсибер. — Телесного, по крайней мере. Я полагаю, меня хватит ещё раза на три. Возможно, на четыре. Материал закончится, — он улыбнулся одними губами, и это почему-то выглядело жутко.
— Объяснишь? — попросил Лестрейндж.
— Когда они его съедают, — любезно пояснил Мальсибер, — вложенное в него воспоминание становится простой картинкой. Не более чем пунктом в биографии, таким же интересным, как оглавление учебника истории магии. У меня не так много воспоминаний, из которых можно его сделать, в принципе — и они уже почти закончились. Моя жизнь не была наполнена любовью, счастьем, радостью и светом последние лет, — он задумался, — двадцать два. И у меня есть только первые лет двадцать… восемнадцать, если быть точнее — значит, там двадцать четыре — и последний год. Не так уж много, учитывая, что большую часть подходящего я оставил в Азкабане.
Гарри стало холодно. В спину дуло, и довольно ощутимо, и от этого, наверное — от этого же? — его пробирал озноб. Он решительно обернулся и наколдовал между спинкой своего стула и окном обычную доску и снова сел.
— Когда следующее? — спросил, меж тем, Лестрейндж.
— Как раз сегодня, — Мальсибер любезно улыбнулся — это вышло немного менее жутко, чем в прошлый раз, и всё равно улыбка смотрелась на его лице невероятно чужеродно. — Хочешь посмотреть? Ты ведь не видел. Как раз через, — он посмотрел на комод, на котором обнаружились небольшие часы, — час, в четыре: днём это немного легче. Жаль, солнца нет сегодня.
— Хочу поучаствовать, — спокойно возразил Лестрейндж. — Это ведь решит проблему?
— Поучаствовать? — Мальсибер усмехнулся, и усмешка эта вышла неожиданно живой и органичной. — Ты уверен?
— Да, — кивнул Лестрейндж.
Они замолчали.
— А потом я, — решительно произнёс Гарри. — В следующий раз.
— О, — негромко произнёс Мальсибер. И спросил так же негромко: — Почему?
— Ты сам сказал, что проблему всё равно решать придётся, — напомнил ему Лестрейндж. — Вскоре. Почему бы не начать сейчас?
— То есть нам тут торчать ещё больше двух недель? — уточнил Мальсибер. — Я сказал — три или четыре раза. Это полторы или две недели.
— Полагаю, что с тебя достаточно, — прохладно проговорил Лестрейндж. — Оставим эти три или четыре раза на самый крайний случай. Напиши, пожалуйста, сейчас официальное письмо на имя Гавейна Робардса и опиши проблему.
— Напишу, — согласился Мальсибер. — Можно через полчаса? Или вы спешите?
— Разумеется, — Лестрейндж поднялся. — Я сейчас принесу тебе пергамент и перо — и встретимся в пять.
— Почему в пять? — осведомился Мальсибер. — Ты передумал?
— Мне казалось, ты их навещаешь в час, пять и девять, — сказал Лестрейндж.
— Я сказал «в четыре», — напомнил Мальсибер, и Гарри услышал, как Лестрейндж чуть слышно выдохнул с досадой. — Я увеличил шаг до пяти часов. И всем стало неудобно, — он чуть улыбнулся, но глаза остались неподвижными, — кроме меня. Там есть график, возле входа — и я вашим его передавал. Или на комоде посмотри. Сейчас кормление в четыре.
— Как скажешь, — Лестрейндж взял свой плащ и сделал Гарри знак, и тот тоже поднялся, забрал плащ и развеял доску, что прикрывала ему спину — кстати, безуспешно: он всё равно замёрз. — Значит, через час.
— Выбери, пока есть время, что-нибудь попроще, — сказал уже в спину им Мальсибер. — Что-нибудь не очень дорогое и возобновляемое. Потому что это воспоминание ты потеряешь.
— Выберу, — кивнул Лестрейндж и обернулся. — Спасибо, — сказал он негромко. И спросил: — Почему ты мне не показал?
— Что? — Мальсибер вскинул брови, и Гарри отметил, что, кажется, никогда и ни у кого, кроме него, не видел такого равнодушного и вежливого лица и взгляда.
— Кормление, — ответил Лестрейндж. — Все видели, как я понимаю. Я — нет.
— Не захотел, — пожал Мальсибер плечами и напомнил: — Можно мне пергамент и перо с чернильницей?
Они с Гарри вышли и, не сговариваясь, подошли к входной двери, возле которой теперь висел белый лист с датами и временем. Шаг в пять часов между посещениями дементоров и впрямь всё усложнил: если до того сутки ровно делились и на три, и на четыре часа, то теперь это не получалось, и время визитов менялось каждый день. Сегодня они выпадали на четыре часа дня, затем на девять вечера, потом на два часа ночи, на семь утра, ну и так далее. Как Мальсибер не путается, подумал Гарри?
Лестрейндж расписание скопировал и, забрав себе одну копию, отдал другую Гарри.
— Вы тоже подумайте, — сказал Лестрейндж, — раз уж решили поучаствовать. И выберете что-нибудь не очень дорогое и возобновляемое. Время есть.
— Так вы не против? — спросил Гарри, и Лестрейндж удивлённо вскинул брови:
— Почему я должен быть против? Это во-первых, — добавил он. — А во-вторых, какое я имею право? Я вам не начальник, а коллега. Это ваше решение.
— Ну у вас же может быть мнение, — улыбнулся Гарри.
— Странно мне бы было быть против того, что я сам делаю, — ответил Лестрейндж и Гарри показалось, что он улыбается. — Но вот Роберт может возражать, вы правы, — добавил он. — Готовьте аргументы.
— Давайте я тогда сейчас, а вы потом? — быстро проговорил Гарри, но Лестрейндж отказался:
— Нет.
И всё. Просто «нет». Но спорить было бесполезно, Гарри знал — и он не стал, признавая его право первенства.
Alteya
isomori Иии? В обоих случаях Поттер – победивший самец. Если бы пропал Поттер, можно было бы искать хвост Корнера. Среди многих других в очереди.Это не просто факт знакомства. У них было ДВЕ общих девушки. Гарри работает, Джинни там скучает в декрете... кто знает, кто знает. Ну и... вообще, тут есть ещё одна причина для отстранения, но я её не назову. ) 1 |
isomori
Вот если бы пропал Поттер, группа подозреваемых была бы точно больше сотни... 1 |
Мария Малькрит Онлайн
|
|
Кто-то очень хочет убрать Гарри с дороги. За всю эту серию он столько дел раскрыл, многие из которых резонансные. за время службы Гарри в аврорате у него масса недоброжелателей должна быть.
1 |
Alanna2202 Онлайн
|
|
Мария Малькрит
Кто-то очень хочет убрать Гарри с дороги. За всю эту серию он столько дел раскрыл, многие из которых резонансные. за время службы Гарри в аврорате у него масса недоброжелателей должна быть. Причем совпало с чаяниями Фаджа. |
Merkator Онлайн
|
|
Ну почему у авроров нет способа проверить, жив человек или нет?! Следы крови и сломанная палочка могут говорить о разных вещах: похищении, драке с неизвестным исходом, нервном срыве, наконец. Найдется потом поправляющий душевное здоровье парень в каком-нибудь пабе…
1 |
Интересно, а кто вырастил маргаритки на макушке у Гарри?
Кричер спал. Джинни была в Норе. И откуда тогда? |
Alteyaавтор
|
|
isomori
Показать полностью
Alteya А вдруг Джинни стала с Корнером снова встречаться? Да мало ли что!Иии? В обоих случаях Поттер – победивший самец. Если бы пропал Поттер, можно было бы искать хвост Корнера. Среди многих других в очереди. Там Фадж ещё сейчас кругами ходит. Но я говорю, есть ещё одна тайная причина. ) isomori И это тоже. Агнета Блоссом Ну фактически - дурдом. Подозревать! А как ещё. А если бы Корнер, как дева в том фильме про четыре свадьбы и одни похороны, встречался с более чем несколько десятков партнёров? И чо, вот теперь подозревать всех и каждого из них? Нет, я, конечно, понимаю, надо максимум вероятных подозреваемых исключить, но обидно за Гарри.( А Гарри аврор - вот и прилетело. Агнета Блоссом isomori О, вот если бы. Вот если бы пропал Поттер, группа подозреваемых была бы точно больше сотни... Мария Малькрит Кто-то очень хочет убрать Гарри с дороги. За всю эту серию он столько дел раскрыл, многие из которых резонансные. за время службы Гарри в аврорате у него масса недоброжелателей должна быть. Думаете? Alanna2202 Мария Малькрит Совпало. Причем совпало с чаяниями Фаджа. Merkator Ну почему у авроров нет способа проверить, жив человек или нет?! Следы крови и сломанная палочка могут говорить о разных вещах: похищении, драке с неизвестным исходом, нервном срыве, наконец. Найдется потом поправляющий душевное здоровье парень в каком-нибудь пабе… Потому что это читерство. ) Вот не могут. ПОтом найдётся. И... и ничего ему за это не будет! 2 |
Alteyaавтор
|
|
Агнета Блоссом
Интересно, а кто вырастил маргаритки на макушке у Гарри? С вечера остались же. )) Гермиона и вырастила. )Кричер спал. Джинни была в Норе. И откуда тогда? 1 |
Merkator
Ну почему у авроров нет способа проверить, жив человек или нет?! Следы крови и сломанная палочка могут говорить о разных вещах: похищении, драке с неизвестным исходом, нервном срыве, наконец. Найдется потом поправляющий душевное здоровье парень в каком-нибудь пабе… Да вот истинная правда!Вместо отхода ко сну пошёл на свидание, не информируя родителей. Поругался с девушкой. Та влепила ему пощечину и раскрасила нос. В нервах аппарировал домой, сломал палочку и активировал портал в Мунго. И валяется там с сотрясением мозгов! (ну, вот очень у девушки рука тяжёлая) А тут уже авроров отстраняют... 1 |
Alteya
Агнета Блоссом От же ж, а какая гипотеза отвалилась...С вечера остались же. )) Гермиона и вырастила. ) |
Alteya
Вот да. Найдется этот Корнер, чтоб его! И ничего ему не будет. А тут из-за него весь отдел на ушах, да что там отдел, весь аврорат!!! |
Alteyaавтор
|
|
Агнета Блоссом
Merkator А запросто!Да вот истинная правда! Вместо отхода ко сну пошёл на свидание, не информируя родителей. Поругался с девушкой. Та влепила ему пощечину и раскрасила нос. В нервах аппарировал домой, сломал палочку и активировал портал в Мунго. И валяется там с сотрясением мозгов! (ну, вот очень у девушки рука тяжёлая) А тут уже авроров отстраняют... А тут да. Кипиш! Агнета Блоссом Alteya Увы))) От же ж, а какая гипотеза отвалилась... Агнета Блоссом Alteya И самое обидное, что если найдётся, ничего ему не будет же!Вот да. Найдется этот Корнер, чтоб его! И ничего ему не будет. А тут из-за него весь отдел на ушах, да что там отдел, весь аврорат!!! |
Что ни день, то веселуха сплошная
|
Памда Онлайн
|
|
Потому что это читерство. ) Ну ничего себе! А аппарация, значит, не читерство? |
Памда Онлайн
|
|
У них было ДВЕ общих девушки. У них просто схожие вкусы! Может, им и пиво одинаковое нравится? Вообще могли бы друганами стать. |
Alanna2202 Онлайн
|
|
isomori
Тут ещё важно, что перед нами общество репутации. Если бы Поттер в самом деле дурно обошелся с дважды проигравшим сопереником, без явного для всех повода с его стороны, это было бы чудовищное zapadlo – как минимум, с точки зрения всех джентльменов. И отстранение по такому мотиву – это тень на репутацию. «Слышал, тебя отстранили, Поттер. Надо же, какого коллеги о тебе мнения. А ведь дыма без огня»... Если бы у ГП не было ауры героя, это была бы сильная подстава и помеха в карьере, даже при полной непричастности. Потому что ложечки крали и возвращали, чтобы осадок остался. Если корнеровские папенька с маменькой особо оговорили, что у сына на Поттера/ у Поттера на сына зуб, то отстранение логично. И я так понимаю, что заявление они делали. А вообще, столько лет прошло, а они прямо так четко помнят этот разговор? Наверняка что-то еще недавно случилось и Поттера в семье обсуждали |
Мария Малькрит Онлайн
|
|