Боль (джен)

Голова взорвалась тысячью мелких уколов. В глазах внезапно потемнело, а через секунды две замелькали мелкие цветные звездочки.

Барым от неожиданной боли схватился за голову и упал на одно колено.

Когда-то он спасался таблетками, но теперь боль была его добровольным наказанием здесь, в камере смертников.

Те таблетки, выданные когда-то доктором, всё равно помогали мало. Да и не могли помочь — после того, как Барым узнал, что являлся подопытной мышью, он стал каждого, кто был в его окружении случайным спутником, как и этот доктор, считать связанным с людьми в чёрном. С теми самыми людьми из непонятной пока ему организации, которые носили татуировку из двух букв OZ. С теми самыми убийцами его друга, перед которым он, Барым, так безмерно виноват. Его вина чудовищна и никогда бы не смогла быть искуплена — ведь по его, Барыма, вине Чигук пролежал в коме эти долгие мучительные месяцы. И хоть на данный момент Чигук был единственным из близких ему людей, кто знал правду, и это могло нарушить плана Барыма, смерть друга не могла не потрясти его.

Его — маньяка в той жизни, до операции. Его — кто сам же и резал Чигука в заброшенной тюремной душевой. Резал, не испытывая при этом ни любви, ни тоски, ни жалости. Потому что у монстров нет эмоций. Потому что для него тогдашнего все его жертвы были никем и ничем. Потому что он, Барым, ощущал себя Богом. Так и было написано кровью Донгу, священника, которому Барым перерезал горло в заброшенной церкви на глазах у миллионной толпы телезрителей и, главное, на глазах его родного брата, детектива Ко, посмевшего кинуть вызов ему, Богу.

После этого он чуть было не был разоблачён. И кем? Запуганной в детстве маньяком-педофилом девочке. Девочке, которая могла бы стать инкубатором, в его тогдашнем понимании отношений между женщиной и мужчиной, для того, чтобы выносить преемника. Он даже собирался сделать ей предложение, подарив кулон, который сделал из зубов кошек, забитых им собственноручно.

Бон И, его Бон И, которая так любила и верила в него. Его Бон И, чью бабушку он безжалостно пронзил ножом, поняв, что она может его разоблачить.

Каким же чудовищем он был тогда. Каким монстром был до того, как Ёхан, такой же носитель проклятого испорченного гена, не пришёл в ту ночь убить Барыма. И только выстрел детектива Ко нарушил планы хорошего Ёхана, решившего очистить общество от плохого Барыма.

Вот только тогда именно Ёхана все вокруг считали маньяком. Это он в глазах всех был плохим, а монстр, чуть было не погибший от его руки, стал национальным героем.

Нонсенс.

Но даже Барым, очнувшийся после комы, думал, что воспоминания о жертвах маньяка — это результат пересадки частички мозга Ёхана в его голову.

И никто, даже он сам, не догадывался, что это он, Барым, держал в страхе весь город.

А когда догадался, то сам в такого себя не смог поверить.

И не догадывался, что первое убийство, совершенное им, было спланировано той самой организацией OZ, целью которой было создание утопического мира без насилия.

Вот только испорченный ген маньяка также отвечал за гениальность, и Ёхан, один из его носителей, был тому подтверждением, что стало для OZ помехой и разочарованием. Им нужен был маньяк. Им необходим был показательный ужас, чтобы народ понял — маньяков надо уничтожать в зародыше.

Такой вот утопический мир без насилия через него же.

Если убеждать человека в том, что он чудовище, — он им станет рано или поздно. Барым, зная свою слабость, лишал жизни только местных кошек — это из их зубов потом было сделано ожерелье для Бон И. Он, боясь себя самого с детства, ходил в церковь, прося бога не делать из него монстра.

Но OZ решил иначе. Достаточно было дать возможность Барыму отомстить за смерть родителей — ведь он так хотел найти того человека.

Спусковой крючок был спущен, а мольбы к богу не были услышаны.

И лишь потеря памяти позволила Барыму опять стать тем мальчиком.

Барым закрыл глаза. Боль немного поутихла, и он прислонил голову к стене.

Оглядываясь в прошлое, можно было бы кого угодно винить в том, что случилось. Будь то организация OZ или его отец, убивавший ради своей грандиозной идеи сделать прорыв в науке, — гений, собственноручно проведший свою последнюю опытную операцию по пересадке мозга на собственном сыне. До этого его подопытными были тюремные мыши, а ещё раньше — его жертвы.

Что там сказал профессор? Через какое время подопытная мышь, присланная его отцом, умерла?

Барым был готов к смерти.

Поэтому когда очередная вспышка боли пронзила его голову, он просто закрыл глаза и стал ждать.

Через час его окоченевший труп нашел делавший обход охранник. Он не сразу понял, что заключенный скончался — Барым сидел в закрытыми глазами на полу, прислонив голову к стене. Казалось, что он спал и видел какой-то чудесный сон — лёгкая улыбка отражалась на его лице. Весь его вид выражал какое-то безмятежное спокойствие.

И только из-под опущенных длинных ресниц не переставая текли слёзы.