Ангел во плоти и святой узник (гет)

В то утро она не имела достаточно времени, чтобы с должным вниманием прочесть все послания от её избранника, однако лишь пробежав глазами его последнее послание, написанное трое суток назад, Консуэло с ужасом осознала, как велика тревога Альберта, как необходимо её другу ощущать её присутствие рядом и знать, что его любимой и соратнице ничто не грозит. В какой-то момент демоны страха и отчаяния и уверили Альберта в том, что его возлюбленная подверглась какой-то смертельной опасности. Строки о любви перемежались с картинами загробной жизни — рая и ада, между которыми метался его воспалённый рассудок.

Но даже будучи мучимым приступом помешательства, своим даром он не переставал восхищать и поражать Консуэло.

Вначале, всеми силами пытаясь побороть, огромным усилием воли отогнать надвигающиеся видения, воздвигнуть несокрушимую стену меж бесплотными чудищами и огромной властью над собой, не дать им заменить собою явь, он описывал всё, что представлялось его глазам, с невероятным талантом, и Консуэло невольно зачитывалась этими длинными, отрывистыми абзацами, занимавшими порой целые страницы, и её внутреннему взору являлись картины древних мастеров, живших в XIV-XV столетиях, о которых он рассказывал ей, уверяя, что присутствовал при создании некоторых из них, стоя за спиной живописца — чаще всего незримо, но бывало и так, что он воплощался подмастерьем какого-то великого художника, однако никогда не добивался таких успехов как его учитель — просто потому что ему это было не нужно.

Взяв в руки последний лист, Консуэло увидела, что он исписан сплошным текстом, который начинался ещё на предыдущем — так захватившим и одновременно вселившим страх перед жуткими существами, порождёнными измученным разумом её сподвижника и мучительную тревогу за его драгоценную душу. Там не было ни одной красной строки. Это был плохой знак, говоривший о том, что тьма одержала победу над его сознанием. Но Консуэло заклинала небеса, чтобы это торжество было временным и послание, что он вскоре получит, исцелит его истерзанное сердце. Она благодарила бога за то, что Альберту хватило сил отослать это письмо, чтобы донести этот крик отчаяния и беспомощной тревоги, но она не представляла, чего ему стоило всё-таки сделать это.

И, наверное, многие в городе, далёком от того места, где по долгу службы обиталище Консуэло, тогда обратили внимание на некоего человека с бледным словно белый мрамор лицом, молясь, чтобы господь не лишил его чувств прямо посреди площади, торопливо, отрывистой походкой, прошедшего по главной улице, не бросая взглядов по сторонам, в чьих полуопущенных глазах можно было увидеть какое-то странное помрачение — они как будто стали темнее, будучи от рождения чёрными подобно беззвёздной ночи, но в то же время они были словно в какой-то дымке нездешних страшных иллюзий, и этот туман мог бы вызвать инстинктивный, безотчётный испуг у тех, кто имея возможность, решился бы всмотреться в эту бездну. Но до сих пор эта честь была заслуженно оказываема только Консуэло, так как лишь она могла превозмочь страх и, не отвернувшись ни на мгновение, своим божественным светом, дышащим тишиной и спокойствием, одержать триумф над силами зла, что захватывали в плен душу и разум её возлюбленного и соратника.

И лишь подпись: "Любящий тебя до скончания веков и после, твой навеки, А.Р." — стала некоторым облегчением для её сердца. Эти слова заканчивали каждое его письмо. Они говорили о том, что Альберт вновь стал самим собой, или же, по крайней мере, призраки бездны ослабили хватку железных доспехов, в которые заковали его бедную душу.

Они должны были встретиться через четыре дня, и Консуэло не находила себе места. Она молилась, чтобы господь совершил чудо и почтовые работники сумели доставить письма раньше обычного срока.